Это было уже слишком, и Никита осторожно убрал ее руки со своего лба.
— Нет, так разговаривать мы не будем.
— Ах, вон оно что, — улыбка тут же сползла с ее лица. — Ты пришел замолвить словечко за своего друга?
— Да, я хочу знать, в чем дело. Почему ты не хочешь, чтобы он играл в моей пьесе?
На лице Самохиной появилось выражение глубокого сожаления.
— Но он просто не может играть. Он не чувствует роли.
— Я не согласен с тобой. Разве можно так свободно распоряжаться судьбой другого человека, пусть даже он тебе не нравится? Сергей сыграл в моей судьбе большую роль. Он, может быть, единственный человек, который всегда верил в меня. Что же получается в результате? Он должен уйти, потому что это не нравится тебе.
— Да, — спокойно сказала Самохина, — мне это не нравится. И я не собираюсь дальше смотреть на то, как он портит пьесу.
— Но он ничего не портит! — горячо заговорил Никита. — Да, может быть, Сергей еще неизвестный актер, у него нет такого имени, как у тебя. Ему нужно время, ему нужно лишь немного внимания со стороны партнеров, и тогда он полностью раскроется.
Самохина засмеялась.
— В этом нет никакой необходимости. Я его и так вижу насквозь. Позволь, я преподам тебе один урок, мой мальчик. Понятие «коллективизм» не имеет никакого отношения к актерской работе. Здесь все решает личность. Какой дурак однажды сказал, что актер может по-настоящему раскрыться только в окружении хороших партнеров? Чушь собачья! Человек должен надеяться только на себя. Если у него нет ничего своего, ему никто не поможет.
Никита подавленно молчал. Наталья встала и, поправляя платье, отошла в сторону.
— Господи, — пробормотал Шилов, — ты ворвалась в мою жизнь, как ураган. Мы знакомы всего лишь несколько дней, а у меня такое ощущение, как будто я всю жизнь с тобой прожил.
— Думаю, что для тебя это было бы слишком большой честью, — с легким презрением заметила она. — Если хочешь знать, то без меня твоя пьеса абсолютно никому не нужна. Никто не хочет знать, что ты там написал. Все хотят увидеть, что я сыграю.
Самохина била в незащищенное место. Удар был точно рассчитанным и жестоким. Никита еще попытался что-то возразить.
— Почему ты так говоришь? Васильев уверен в том, что это хорошая пьеса, а Сергей…
Самохина пустила в ход свой последний аргумент.
— Что ж, выбирай — или твой Сергей, или я! Решай, кто тебе важнее. Я даже думаю, что ты при желании сможешь найти для меня замену, но вряд ли с этим согласится режиссер.
— Я не хочу тебя менять, — с предательской поспешностью сказал Никита, — но все-таки Лисичкин мой лучший друг, пойми это. Как я ему об этом скажу?
— Боже мой, что за проблема? — фыркнула Наталья. — Ему скажет об этом Васильев. Или хочешь — я сама поговорю с ним?
Никита понял, что у него нет другого выхода. Лисичкину придется уйти. Но скажет ему об этом сам Шилов.
— Не надо. Я попробую все ему объяснить.
— Да? — с легкой насмешкой спросила Самохина. — И не боишься?
Он молча встал со стула и ушел из гримерки. Самохина проводила его презрительным взглядом.
Услышав о том, что ему больше нет места в пьесе Никиты, Лисичкин сорвался.
— Я сделал эту пьесу! Понимаешь? Я! Если бы не я, то ты бы сейчас сидел в своем Питере и бессмысленно марал бумагу! Кто пробивал постановку? Кто искал театр и режиссера? И после этого ты мне говоришь, что я должен уйти?
Это были справедливые слова, и у Никиты не нашлось слов возражения.
— Нет, ты скажи мне, — допытывался Лисичкин, — кому пришла в голову эта мысль? Васильеву или Самохиной? Кто это придумал?
— Неважно, — уклончиво сказал Шилов, — не в этом дело.
— А в чем дело? Дело во мне? Дело в том, что я голубой, да? Но я и сам еще толком не знаю, какой я!
— Я… — пролепетал Никита, — я пытался сопротивляться. Я пытался уговорить их.
— Знаешь, что? — возмущенно воскликнул Сергей. — Ты просто гнида! Ты жалкое ничтожество! Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Такие, как ты, ни на что не способны сами. Кто-то всегда должен тащить их за руку. Ну так вот, я больше этим заниматься не буду. Запомни, отныне мы с тобой — не друзья. Теперь я и ты — абсолютно не знакомые друг другу люди. Я собираю свои вещи и ухожу. Можешь жить в моей квартире, можешь трахаться там с Самохиной, можешь делать все, что угодно! Я ненавижу тебя!
Никита остался один. Работа над пьесой продолжалась, но теперь уже без Сергея. Вскоре наступило время премьеры.
В тот вечер в зрительном зале не было свободных мест. Присутствовало несколько театральных критиков из ведущих газет и журналов, перед началом пьесы появились телевизионщики, которые взяли интервью у драматурга и режиссера.
Но все это не радовало Никиту. В зале не было ни его любимой, ни единственного друга. Настя сказала, что занята и не сможет приехать, а Сергея Шилов не видел с тех пор, как они поговорили в последний раз.
На премьеру приехали родители Никиты. Мать была очень горда и ни минуты не сомневалась в том, что постановку ожидает успех.
После первого отделения половина зала опустела. Никита сидел в последнем ряду, с ужасом наблюдая за тем, как зрители поднимаются со своих мест и уходят из зала прямо во время действия. Он был уверен в том, что во всем виноват исполнитель главной мужской роли. Это работа была не для Барановского. Даже сейчас он оставался исполнителем третьего разряда.
Самохина старалась изо всех сил. Она пыталась импровизировать на ходу, добавляя от себя некоторые реплики и тем ставя партнера в полный тупик. Все-таки она смогла спасти спектакль.