Никита попытался что-то сказать, но Васильев властным движением руки остановил его.
— Погоди, я еще не закончил. Итак, я знаю очень многих молодых драматургов. Большая часть из них не имеет никаких шансов на то, чтобы дожить до постановки своих пьес.
Услышав такое, Никита помрачнел. Лисичкин, обративший внимание на состояние друга, ободряюще похлопал его по руке.
— Насколько я мог убедиться, они этого заслуживают. Литературный дар нельзя приобрести упорным трудом, это моя точка зрения. Если тебе от природы не дано таланта, то, увы, никакой работоспособностью и никаким упорством тебе не добиться успеха. Если ты, Никита, думаешь, что сможешь прожить только литературным трудом, то тебе еще многое неизвестно в этой жизни. Что ты думаешь по этому поводу?
— Наверное, вы правы, — осторожно сказал Шилов. — Но мне казалось…
— Об этом позже, — прервал его Васильев. — На вещи нужно смотреть трезво.
Монолог режиссера был прерван телефонным звонком. Пока он выяснял финансовые вопросы, Никита наклонился к Сергею.
— Что-то я не могу понять — ему нравится пьеса или нет?
— Мне он говорил, что нравится. Но…
— Сказал бы все сразу прямо, а не ходил вокруг да около. По-моему, он решил прочитать мне лекцию о современной драматургии.
— Скорее, современных драматургах. Ладно, успокойся, у него просто такой характер. Я-то знаю, что с твоей пьесой все нормально.
Васильев положил телефонную трубку, открыл ящик стола и достал оттуда папку с рукописью. Он держал ее двумя пальцами так, словно боялся испачкаться.
— Перейдем к делу. Вот это твоя пьеса, Никита. Если, конечно, она заслуживает права называться пьесой.
Шилов сдержанно кашлянул. Этот разговор вызывал у него все большее и большее раздражение. Васильев как будто задался целью разнести начинающего драматурга в пух и прах.
— Пьеса показалась мне рыхлой, излишне затянутой. Некоторые сцены вообще не имеют права на существование. Кое-что выглядит просто странно. Все в целом — не смешно.
Никита прикрыл глаза рукой в страхе услышать окончательный приговор. Но Васильев, к его изумлению, неожиданно сказал:
— Но мне нравится. Несмотря на все недостатки, мне твоя пьеса понравилась.
Никита криво усмехнулся.
— Большое спасибо, вы очень любезны.
Васильев помахал ему пальцем, как разбаловавшему шалунишке.
— А ты не умничай, парень, не умничай.
Режиссер положил папку с рукописью на стол и стал задумчиво перелистывать страницы.
— Я тебе скажу, почему она мне нравится. В этой пьесе есть то, что я люблю. Она правдива. Ты знаешь, это может показаться странным, но в последнее время мне не попадались работы, за которыми я видел бы настоящую жизнь, настоящие чувства. А вот в этой пьесе они есть.
Он встал из-за стола и отвернулся к окну. Пауза затягивалась.
Никита и Сергей переглянулись, пожали плечами.
— Юрий Петрович, вы меня, конечно, простите, — взял на себя инициативу Лисичкин, — но все-таки нам хотелось бы узнать — что вы решили насчет постановки?
— То есть?
— Помнится, вы говорили, что намерены сделать спектакль по этой пьесе. Надеюсь, это еще в силе?
Васильев посмотрел на него с таким неодобрением, что у Никиты все внутри похолодело. Может быть, Лисичкин поторопился?
— Я еще ничего не решил.
— Но ведь… — начал было Сергей, однако Шилов дернул его за рукав.
— Да, молодость всегда нетерпелива, — улыбнулся Васильев. — Я понимаю, вам все хочется знать наперед. Что ж… сформулируем вопрос так: Никита, ты смог бы на месяц запереться в четырех стенах и притвориться, что еще не все знаешь в этой жизни?
Никита повеселел. Значит, его пьеса все-таки будет принята к постановке. Необходимо лишь доработать ее.
— Конечно, — кивнул он.
— А это не будет мешать твоей личной жизни, каким-то другим планам?
— Нет, — уверенно ответил Шилов. — Во-первых, я приехал сюда затем, чтобы добиться постановки. Ради этого я готов сидеть взаперти даже целый год.
— Ну, год — это слишком много, я могу и не дожить, — улыбнулся Васильев. — А вот месяца будет вполне достаточно. Ты еще что-то хотел сказать?
— Да. Кроме всего прочего я надеюсь, что мне поможет Сергей.
— Это лишнее, — заявил режиссер. — Над этой пьесой будем работать только ты и я. Я возьмусь за постановку лишь тогда, когда мы сделаем из сырой рукописи настоящее произведение искусства.
Когда Сергей и Никита вышли на улицу, Шилов выглядел самым счастливым среди живущих на этой земле. В мечтах ему уже грезились премьера, шумный успех, рукоплескания публики, положительные заметки театральных критиков в газетах и журналах…
— Я уверен, что все будет отлично. Мне показалось, что Васильев думает точно так же, — сказал он.
Но Лисичкин был настроен менее оптимистично.
— Он, конечно, хороший режиссер, но мне показалось… — Сергей осекся.
— Что тебе показалось?
— По-моему, он не хочет давать мне главную роль.
— Нет, это невозможно. Я сам буду настаивать на том, чтобы именно ты играл роль моего отца. В конце концов, драматург я или нет? Я имею право выбирать актеров на роли в моей пьесе.
— Ты плохо знаешь театр. Актеров будет выбирать режиссер. Теперь судьба постановки зависит от него.
— Но ведь я лучше знаю характеры своих героев.
— Это не имеет никакого значения. Режиссер разрабатывает сценическую концепцию, не говоря уже о том, что саму пьесу он постарается подогнать под собственные представления. Впрочем, если он и не выберет меня на главную роль, то будет прав.